Между одиннадцатью и двенадцатью был обед, потом работа, потом отдых. Около трех в ашраме полдничали, после чего опять принимали посетителей. Затем Махарши возобновлял медитацию – до вечерней трапезы. В девять все ложились спать. Иногда, однако, всю ночь читались стихи и распевались сочиненные Махарши гимны.

Теперь Махарши называли Бхагаваном, и сам он себя тоже так называл. Слово это означает «благословенный», или «божественный»; верующие обращаются так к Богу. Люди, приходя к Махарши, простирались перед ним ниц. Он милостиво выслушивал стихи, написанные в его честь. На первый взгляд все это может показаться нескромным, но не следует забывать, что Махарши смотрел на себя не как на личность, а как на дух; его тело было всего лишь материальной оболочкой, призванной помочь ему выполнить кармическую задачу в нынешнем существовании. И потому посетители простирались не перед ним, Махарши, не ему пели гимны, но Брахману, с которым давно слился Атман Махарши.

Бхагаван любил животных и обладал над ними удивительной властью. Брамины обычно считают собак нечистыми животными и стараются к ним не прикасаться. Бхагаван же обращался с собаками как со своими собратьями-аскетами, желающими рядом с ним искупить грехи прежних жизней. Он требовал, чтобы за ними ухаживали, и ласково называл их детьми ашрама. Махарши с ними разговаривал, обращался с просьбами, а собаки понимали их и выполняли.

Еще в ашраме жила телочка, которую он очень любил. Махарши верил, что в ней воплотилась душа женщины, которая, когда Махарши впервые поднялся на священную гору, собирала и готовила для него травы и коренья.

В пещерах водились змеи, но он не позволял их выгнать: «Мы пришли в их жилище, и у нас нет права их беспокоить». К нему в пещеру заходили белки с детенышами и брали пищу из его рук.

На горе обитало множество обезьян. Махарши научился понимать их крики. Если у обезьян случались ссоры, они приходили к нему, и он их мирил. Когда умер вожак стаи, Махарши велел принести его в ашрам и похоронить с почестями, подобающими отшельнику.

Несколько раз в году Махарши со своими почитателями совершал ритуальный обход священной горы. Дорога проходила в тени красивых деревьев, поблизости были каналы, храмы и гробницы. Иногда обход начинали после ужина и возвращались на рассвете. Иногда выходили на рассвете и возвращались через день или два. Пройти нужно было всего восемь миль – хватило бы и нескольких часов, но Махарши, который часто шел, погруженный в самадхи, проходил за час не больше мили и после каждой мили отдыхал. Однажды, в очень жаркий день, все сильно устали и проголодались; тогда обезьяны взобрались на придорожные деревья и натрясли плодов, но сами есть не стали. Путники с удовольствием утолили голод. Так обезьяны отплатили Махарши за доброе отношение. В другой раз, однако, ему повезло меньше. Он наступил на шершневое гнездо, и через секунду оттуда вылетел весь рой. Шершни жалили ногу, наступившую на гнездо, а Махарши сказал: «Да, моя нога перед вами провинилась, пусть ей будет больно». И не отгонял их, терпел мучительную боль, подчиняясь своей карме.

С каждым годом в ашрам приходило все больше посетителей. То были люди самых разных сословий. Однажды вечером Махарши сидел в павильоне с одним из своих преданных и услышал, как кто-то зовет снаружи. Преданный вышел и увидел у ворот целую семью паломников. Они просили позволения встретиться с Махарши, дабы на них снизошла его милость. Просьба удивила преданного – ведь Махарши принимал всех желающих. «Мы – неприкасаемые», – объяснил отец семейства.

Поскольку для Махарши кастовые различия не имели значения, преданный не стал у него даже спрашивать и пригласил паломников к нему. Люди вошли и простерлись ниц перед Махарши. Минут десять он не сводил с них глаз, и они почувствовали, как на них снизошла благодать. Преданный позже рассказывал, что видел у ног Махарши многих богатых и знатных людей, но никто из них не удостоился такой милости. Позволю себе пояснить, что используемое биографами тамильское слово, которое переводят как «благодать», означает еще и «благословение». Благословение нечто вроде магического ритуала; данное раз, благословение нельзя отнять. Когда Исаак обнаружил, что вместо Исава благословил Иакова, ему оставалось только рыдать и рвать на себе одежды. Благодать же словарь определяет как силу, даруемую человеку свыше для спасения и преодоления соблазнов.

Говорил Махарши редко. Большую часть времени он проводил в созерцании, однако уже его присутствие помогало людям забыть о своих горестях и обрести мир. Иногда вокруг Махарши появлялся слепящий свет, но когда ему об этом говорили, он только отмахивался, как от пустяка. Если ему задавали пустые вопросы, он хранил молчание, если же видел, что дело серьезное, давал спрашивавшему хороший совет. Некоторым казалось, будто Бхагаван умеет читать мысли: порой он отвечал даже на вопросы, задать которые ему не решались. Многие, воодушевленные его примером, оставляли свои дома и приходили в ашрам, чтобы вести жизнь аскетов и в конце концов добиться просветления, то есть блаженного слияния с Бесконечным. Людей, обремененных обязательствами, – например, необходимостью содержать мать или жену, Махарши отговаривал от такого шага. Часто его спрашивали, можно ли добиться очищения ума, выполняя повседневные обязанности. На это Бхагаван отвечал: «Выполнять все жизненные обязательства можно, отрешившись от них умом, считая реальным только свое «я». Неверно думать, будто тот, кто погружен в Атман, не в состоянии должным образом заниматься делами. Представьте себе актера. Он одет, как некий персонаж, так же себя ведет и переживает те же чувства, однако знает, что в реальной жизни он некто другой. Так почему же вас беспокоит сознание своего тела или ощущение «я – тело», если вы знаете, что вы не тело, но «я»? Ничто из того, что делает тело, не отвлекает вас от пребывания в себе. Пребывание в себе не мешает телу правильно и успешно выполнять обязанности, как актеру не мешает справляться с ролью осознание своей истинной личности».

Я коснусь очень кратко тех убеждений, которые со временем стал исповедовать Махарши и которым подчинялась его жизнь. Они основаны на доктрине веданты, провозглашенной великим Шанкара; о нем я, как мог, рассказал в начале эссе. Доктрина эта безрадостна. Говорю не в осуждение. Опрометчиво осуждать взгляды, коих с начала писаной истории придерживались мудрецы, поэты и просто люди искушенные. Доктрина объявляет, что мир, жизнь и доля человеческая – зло. Человек обречен проходить от рождения к смерти и от смерти к жизни сотни, нет, тысячи раз, пока по милости Брахмана не получит освобождение и не сольется с Бесконечным. Для Махарши мир – место боли и страданий. Радости же ничтожны, ибо преходящи. Непостоянное не может быть вечным, а ценно только вечное. Однако причина страданий в нас самих. Причина – наше неведение. Тем, кто приходил к Махарши, чтобы разрешить сомнения, излить горести, он советовал заглянуть в себя, в свое истинное «я», и таким образом обрести блаженство.

«Я» помещается в сердце, но не в том сердце, которое изучают анатомы, а в том, о котором говорят любящие. Это Бесконечная Реальность. Однажды к Бхагавану пришел посланец от Ганди и, уходя, спросил, что передать махатме, Махарши ответил: «Зачем передавать, если сердце говорит с сердцем?» Человек, учил Бхагаван, только тогда освободится от бремени рождений и перерождений, когда распутает узел, связующий Атман и эго.